История человека больного диабетом

А. Меловичко в книге «Сахарный диабет» пишет: «Прошу вас, молю вас — сделайте все, чтобы избежать введения инсулина или отсрочить его... Помните: больной, принимающий инсулин 2-3 месяца, становится пожизненным инвалидом». Ю. Вилунас продляет этот срок до 5 лет. Но разве хоть один из врачей предупредил нас об этом? Моя подруга, которой поставили диагноз «диабет» в одно время со мной, села на инсулин почти по собственному желанию. Я спрашивала ее: «Как сахар?». Она отвечала: «Нормально! Я же на инсулине». 6 лет назад мы ее похоронили — рак кишечника.

Первое знакомство с диабетом связано с ужасной историей. Работая мастером радиомонтажного участка, я сама приняла на работу мальчика-диабетика по имени Саша. Он оказался человеком сложным, неуживчивым, обидчивым, и мне часто говорили: «Ну зачем вы его взяли?!». А мне он очень нравился. Саша писал стихи, создавал сценарии, участвовал в концертах. Жил он с мамой и бабушкой, которые за ним тщательно ухаживали. Я часто видела, как они приносили ему еду, если он не мог сбегать домой. Видимо, он жил сложной жизнью, а тут еще неразделенная любовь... В общем, он повесился в раздевалке после работы. Я тогда уже там не работала, но чувство вины не проходит и сейчас — не поговорила с ним, не постаралась понять.

Долгое время мы с диабетом существовали, не особенно мешая друг другу. Я пекла пироги, продавала их и получала дополнительно к пенсии деньги, которые не были лишними. По специальности я инженер, закончила авиационный институт, но готовить всегда любила, делала это с удовольствием. Для меня это было и физической нагрузкой, и ходьбой, и общением с людьми. Но диабет делал свое черное дело: атрофировались ноги, потерялась чувствительность. Я ходила босиком, наколола ногу и не почувствовала. Кстати, у меня всегда имеется при себе клей «БФ», я малейшую ранку, порез, ожог обрабатываю им. Это меня и спасало. А здесь я не сразу заметила, что началось воспаление. Разные мази, ванны, компрессы, антибиотики не приносили пользы. В хирургическом отделении больницы поставили диагноз «трофическая язва» (гангрена) и сообщили о необходимости ампутации. Ампутировать ногу я не дала — уже насмотрелась на человеческие обрубки. Знала, что ампутации сопутствует потеря слуха, зрения. Врач была моей хорошей знакомой, опытной, с хорошей репутацией, и я ей полностью доверилась, да и она, конечно, не хотела мне вреда. Но сейчас мне кажется, этот опыт позволял ей делать назначения без каких-либо сомнений. Назначили инсулин, не предупредив. Я и сейчас не знаю, сколько и чего мне вкололи.

Впервые я познала гипокликемию. Меня трясло так, что я не могла сказать ни слова. Сделали горячие уколы, укутали всем, чем можно. Последним, что я помню, было удивление врача: «Почему так получилось? Ведь снизили сахар всего до 4 единиц». Потом мне разрезали палец в двух местах под общим наркозом, не подготовив предварительно. Была барокамера с кислородом. Это сейчас я знаю, что кислород, а особенно его переизбыток, может быть очень вреден и даже приводит к летальному исходу. Конечно, там лечили: ежедневно перевязки, капельницы, лекарства и прочие процедуры. А я потихоньку превращалась в маразматика. Ходила задом наперед, говорила медленно, глупо улыбаясь и не понимая сказанного или прочитанного. Однажды я не смогла купить шоколад за 13 руб., стоя с сотней в руках. Мне казалось, что денег не хватит. Я забыла все, что знала. Из больницы, можно, сказать, сбежала. Почти сразу попала в другую больницу с нервами и сосудами. Палец не залечен, ни один из врачей не одобрял моего решения оставить палец на ноге. Мне сказали: «Нечего кочевряжиться — нужно ампутировать!». Но я, не уверенная в том, что все делаю правильно, глотала рыбий жир, подпольно делала повязки с мылом и луком, компрессы с настоем золотого уса. Сноха ежедневно делала мне в больнице промывания раны инсулином и перевязки. Стопа и палец были красными, опухшими и никому, кроме меня, не нравились. Но настойчивость привела к тому, что опухоль спала, и появился свищ, который тоже не заживал, раскрывался и кровоточил. Его я вылечила по рецепту одного американца. Оказывается, рана не заживала потому, что по краям ее выступал сахар и мешал срастись тканям. Кстати, сахар иногда проявляет себя самым неожиданным образом. Как-то я пошла в лес, а сахар был, видимо, очень высокий, даже слезы были сладкие. Меня облепила мошкара, и я не могла от нее отбиться. На другой день я была опухшая, неизвестно на кого похожая. Мне было не до шуток, так как температура была нешуточная. Накладывала хлопчатобумажную ткань, смоченную холодной водой.

В марте образовалась водяная мозоль между пальцами, которая тоже воспалилась и не поддавалась лечению. В апреле поехала с мужем в санаторий «Красный холм». Чувствовала себя плохо: незаживающая рана, проблемы со слухом, качало при ходьбе, на второй этаж поднималась на лифте, боли в суставах и сердце, проблемы с желудком. Процедур никаких.

С апреля началось мое участие в исследовании иностранных инсулинов. До исследования колола 20 единиц инсулина Базала и принимала 2 таблетки Манинила. Программа рассчитана на 6 месяцев. Она предполагала переход на швейцарский инсулин Ново Рапид короткого действия и на немецкий инсулин Лантус продленного действия. Потом (кого выберет компьютер) переход на американский ингаляционный инсулин. Я осталась на двух первых. Меня обеспечивали инсулином и дали глюкометр для измерения сахара в крови. Первое показание сахара (19,9) повергло меня в панику. Исследователь сказал: «Вас здорово запустили!». И стал исправлять положение. В результате довели инсулин до 57 единиц (Ново Рапид — 22 единицы, Лантус — 35). Немного успокоили, сказав, что это показание по плазме и его нужно умножить на 0,8. К концу программы мне пришло в голову сверить лабораторные анализы и показания глюкометра. Оказалось, что умножать нужно на 0,54. Так что если мне назначали инсулин по показаниям глюкометра, я колола

лошадиную дозу. На второй месяц исследования начались проблемы со зрением. Искры, сияние, переливание... На солнце я ничего не видела. Однажды ночью на 4 часа совеем потеряла зрение и ходила по стенкам, не представляя, что буду делать дальше. Исследователь в ответ на мои жалобы спросил: «А что говорят ваши врачи?». Хотя он должен был сразу послать меня на обследование в областной лазерный центр. Молодая неопытная врач сказала: «Это возрастное». И я 3 месяца лечилась травами. Когда я обратилась к более опытному врачу, та поставила диагноз «ретинопатия, отслоение сетчатки». Меня направили на операцию. На настоящий момент я перенесла две операции лазером по приварке сетчатки. Наверное, мне повезло, так как за последнее время я смогла прочитать свыше тысячи писем и на огромное количество — ответить.

Исследование велось с большими нарушениями, поэтому хочу предостеречь других от участия в подобных мероприятиях. Ни здоровья, ни глюкометра, на получение которых рассчитывала, я не получила. Глюкометр, оставшийся у меня, оказался бесполезной вещью — тест-полоски к нему у нас не продаются. Приближалось окончание так называемого исследования. Я чувствовала себя отвратительно: неуверенная походка, боли в суставах, сердце, высокое СОЭ, все забывала, плохо соображала, без сопровождения никуда не могла выйти. Но я научилась не колоть инсулин при низком сахаре, врать в дневнике по требованию исследователей и склонялась остаться на исследовании. Все под наблюдением!

И вот 4 октября, будучи на предпоследнем визите в Ярославле, я увидела книгу Ю.Г. Вилунаса «Сахарный диабет излечим». Одно название вернуло меня к жизни! Читала я взахлеб. Все было понятно, и я сразу стала использовать рыдающее дыхание и импульсный самомасссаж. Появилась надежда.