Жорес Алферов: Возраст мне не в тягость

— Правда ли, Жорес Иванович, что в школе за физику вы получали тройки?
— Обо мне много ходит небылиц. Потому что я действительно не был слишком примерным — как в школе, так и в дальнейшей жизни. Из-за этого проводили со мной частенько «дружеские» беседы комсомольские и партийные начальники. Мог резко выступить на собрании против окружающей рутины и бездельников, критиковать напрямую и без оглядки на руководство. Хотя навечно считаю себя коммунистом и состою во фракции КПРФ в Госдуме, не всегда, даже теперь, подчиняюсь стадной спайке, спорю до хрипоты с однопартийцами по главным вопросам. Заявляю о том, в частности, что теряем молодежь, утопаем в разговорах, народ не чувствует в депутатах КПРФ ощутимой поддержки.

— Одно только ваше имя несет заряд принципиальности и боевитости. Ведь вас так назвали в честь основателя партии французских социалистов Жана Жореса...
— Вот на этот раз правда. Родители были убежденными большевиками. Отец, Иван Карпович, из рабочих, в гражданскую войну командовал кавалерийским полком, в мирное время — директор оборонных заводов, поэтому мы часто переезжали. Мать, Анна Владимировна, библиотекарь, везде избиралась председателем женских советов. В общем, показательная партийно-советская семья. Естественно, поэтому моего старшего брата назвали Марксом. А меня вслед (я родился в марте 1930 года, мы тогда жили в Витебске, в родной Белоруссии) назвали Жоресом. Действительно, в знак преклонения перед французскими товарищами по революционной идее. Хотя «Жорес» для французов — это фамилия. В 1964 году на научной конференции во Франции, когда я впервые выехал в зарубежную командировку, меня в списках так и зарегистрировали: «Алферов Жорес» (имя и фамилия).

— Значит, троек за физику все же не было?
— Одна была, и я ей благодарен. Можете написать: «Тройка привела Алферова в академики и лауреаты Нобелевской премии». Как случилось? Я тогда учился в средней школе Минска. Был активным пионером, готовился вступить в комсомол. Учился только на «отлично», хотя ни один предмет особо не выделял. Я больше всего любил выступать в школьной художественной самодеятельности, играл, помню, комических персонажей в инсценировках рассказов Зощенко.
И вот однажды (судьба!) учитель физики Мельцерзон ставит мне при всех на уроке тройку. Я очень расстроился, не пошел после занятий домой, сидел убитый горем в классе. Чуткий Мельцерзон подошел ко мне и, не утешая, стал как-то доверительно, по-особому интересно говорить о физике, которую беспредельно обожал. Тогда-то, наверное, он и заразил меня неиссякаемой любовью к своему предмету. Я стал увлеченно физикой заниматься, Мельцерзон меня поддерживал, мы частенько с ним задерживались после уроков в лаборатории. Именно этот школьный учитель, когда я получил с отличием аттестат зрелости в 1948 году, посоветовал мне поступать в Ленинградский электротехнический институт, где были сильные преподавательские кадры и неплохая учебно-материальная база.
Так что тройка — это хорошая оценка. Говорят, что Эйнштейну тоже ставили по физике тройки...

—А как вы вышли на главный предмет своей научной жизни — полупроводниковые материалы? Ведь в физике, как во Вселенной, бесконечное множество направлений?
—А невозможно тогда было не заняться полупроводниками. В науке бум на них начался. Все без исключения студенты были этим захвачены. Правда, почти все вскоре и остывали. Времени и упрямства в характере не хватало. Каждому же хотелось еще и погулять в молодые годы, а совмещать учебу, научные поиски и юношеские развлечения оказалось не так-то просто.

— Ваши однокашники и коллеги говорят, что вам это удавалось. Вы отлично играли в бильярд и волейбол, вас довольно часто видели в ресторане гостиницы «Москва» на углу Вознесенского и Невского проспектов. Там хорошая кухня. Весело и широко отмечали в общежитии свои дни рождения. Всегда одевались с виду небрежно, но с иголочки. Словом, далеки были от устоявшегося в кино и литературе образа худого, истощенного, в поношенном свитере и помятых брюках фанатичного студента-физика с отрешенным от реального мира лицом.
— Не спрашивал в ту студенческую пору ни у кого, как выгляжу. Вот наукой занимался много и имел результаты. На втором или третьем курсе в институтском научном обществе отметили мой доклад на конференции и премировали поездкой на строительство Волго-Донского канала. Увидел жизнь без прикрас: бывших крестьян, оторванных нуждой от своих деревень и за пропитание ставших землекопами. Эта поездка многое позволила мне осмыслить, четко выработать ориентиры на будущее. Я понял, что если у меня есть любимое дело, то надо им заниматься, себя не жалея.
Когда после вуза стал работать лаборантом в Ленинградском физико-техническом институте имени А.Ф.Иоффе, то за неимением своей жилплощади в Ленинграде спал в лаборатории на раскладушке. Этим обстоятельством, кстати, очень довольны были мои сослуживцы, потому что еще до их прихода на работу я вешал именные номерки сотрудников на институтскую доску, где отмечалось время прихода и ухода. И коллегам не надо было опасаться за свои опоздания или прогулы, писать объяснительные, ходить под угрозой лишиться премии.
Проблем у меня, как у каждого, всю жизнь хватало. Даже тогда, когда стал уже достаточно полезным для страны человеком. Вспоминаю, как в 70-е годы, когда внедрял новые разработки на советских атомных подводных лодках (был уже доктором наук, лауреатом Ленинской премии), мне вдруг запретили выезжать за рубеж на научные форумы. Кто-то из завистников, оказывается, сообщил в КГБ, что я не совсем «надежен». Я не выезжал год-другой, а затем сам ринулся в атаку. Придя в «органы», напомнил о своей большевистской семье, о погибшем в войну старшем брате, а потом вышел из себя и просто начал кричать и требовать назвать имя подонка, который на меня устроил донос. Вы знаете, подействовало. Я вновь стал «выездным».

— Наверное, подобного не случилось бы, если бы Нобелевскую премию вам присудили чуточку раньше...
— С приятной вестью о ней пришлось подождать три десятилетия, вплоть до полудня 10 октября 2000 года, когда в мой рабочий кабинет в Ленинградском физтехе позвонил из Швеции ученый секретарь Королевской академии наук и сообщил, что мне присуждена Нобелевская премия за развитие полупроводниковых гетероструктур.
Вообще-то мое открытие в области электронных компонентов, называемых гетероструктурами (они незаменимы при развитии лазерной техники), было запатентовано еще в марте 1963
года. Но шведы не спешили наградить ни меня, ни американских ученых, которые тоже добились заметных достижений в этом направлении физики. Как бы я тогда ни обижался, считаю, что Нобелевский комитет, пожалуй, правильно делает, обычно «выдерживая паузу» и присваивая премии только тем открытиям и изобретениям, которые проверила сама жизнь. А то вот выдали однажды премию в области химии за разработку дуста как средства от насекомых-паразитов, а вскоре оказалось, что вещество более опасно для самого человека.

— Вы видный действующий ученый и столь же видный активный политик. В советское время были членом бюро Ленинградского обкома КПСС, избирались народным депутатом, при смене общественно-экономической формации регулярно идете в депутаты Госдумы. Без политики, как без науки, получается, жить не можете, что достаточно необычно для серьезного научного исследователя...
— Я на многое в жизни смотрю глазами своего старшего брата, пехотного лейтенанта, который погиб в 1943 году в Корсун-Шевченковском сражении. Наизусть помню его фронтовые письма. Особенно вот эти строки: «Я буду драться, чтобы мой отец и моя мать были свободными людьми, братишка — человеком будущего и человеком большого будущего. Я буду бороться за это». Часто смотрю на портрет брата в форме командира Красной армии с полевыми петлицами и встречаю его немой укор: «Как же так, мы разбили фашистов, отстояли первое в мире государство рабочих и крестьян, целью которого была социальная справедливость, а вы позволили его разрушить».
Хорошо, что мои родители не дожили до нынешнего времени. Им было бы горько наблюдать затем, что произошло в стране, у руля которой оказались люди, чьи шкурнические интересы противоречат нуждам общества. Я всегда отстаивал социальные гарантии, интересы обычного человека. В советское время — на общественной партийной работе и как депутат — боролся со стяжательством. И сегодня в Госдуме делаю это со всей возможной энергией. Потому что, по моему мнению, некогда великая держава Россия скатилась за 20 лет по всем параметрам на обочину мирового развития.
Выступая в Госдуме, я сказал однажды: «Будущее России определяется не Богом и не верой в Бога, не верой в президента, а благодаря труду ее народа, сохранению и развитию научного потенциала и образования». Все свои депутатские сроки борюсь за разработку и принятие эффективных законов по восстановлению разрушенного и утраченного в научной сфере. Мы ведь отстали от мировой науки уже лет на 20-25. Однако, к сожалению, как ни стараюсь, необходимые законы думскими послушными властями большинством не принимаются, наука никак не поддерживается. Это видят способные молодые люди и продолжают массовым потоком уезжать, чтобы попытаться проявить себя в других странах. Один из моих покинувших Россию воспитанников сказал мне: «В Германии моя месячная зарплата эквивалентна ежегодной российской, в немецкой лаборатории я получаю результат эксперимента через два часа, работая в питерском НИИ, в лучшем случае — через месяц».
Поэтому я говорю: нынешняя Россия — страна сплошных оптимистов, потому что все пессимисты давно уехали.

— Сильные духом (к другой категории людей вы априори не принадлежите), как правило, крепки и физически. Вы, несмотря на возраст, стройны, гибки, мускулисты, подвижны. Как закаляете свой организм, Жорес Иванович? Зарядками, пробежками, плаванием? Говорят, у вас на даче небольшой бассейн, в котором вы при возможности ежедневно 300 метров туда-обратно проплываете. Круглогодично. А с волейболом как? С любимыми в молодости многодневными походами на плотах и катамаранах по рекам?
— Плоты и катамараны, к сожалению, уже в прошлом. А вот на лодке по реке Вуоксе на Карельском перешейке с удовольствием, если кто из друзей пригласит и день-другой свободный найдется, хожу. С упоением сажусь за весла, гребу не спеша, наслаждаюсь тишиной, изумительными пейзажами, чистым воздухом, отсутствием всяких тяжелых мыслей. Надолго мне этих зарядок-разрядок хватает. Всем советую отдых на воде. Не на морских пляжах и курортах, где столпотворение и правят бал циничные нувориши, а на милых сердцу россиянина тихих озерных и речных плесах, в настоянных хвоей и березовыми ароматами лесах.
Утренняя ежедневная зарядка для меня обязательна. Где бы ни был: дома, в дороге, в гостинице... Надо расшевелить суставы, передать энерготоки от них в голову, чтобы мозги
лучше заработали. При возможности пробежка — расстояние каждый раз определяет сам организм. Если тонус в норме, то 4-5 километров. Затем холодный душ или обливания.
На диете никогда не сижу, но питаюсь умеренно, предпочитаю неострую пищу русской кухни. Запиваю родниковой (на даче) и минеральной (в городе и в командировках) водой. О своих болезнях (у кого их нет в моем возрасте) распространяться не люблю. Скажу лишь, что они не самые ужасные. Вполне терпимые.
В волейбол и баскетбол (на даче к столбу прикрепил кольцо) играю. Футбольный мяч со своими близкими на полянке пинаю. Под рукой гантели, эспандер, велосипед не простаивает. Плаваю, да. Занимаюсь физическими упражнениями с удовольствием, можно даже сказать, с наслаждением, стараясь, правда, не перегружать себя. Словом, организм и мускулы поддерживаю в тонусе, и возраст мне не в тягость.
Жалею, что исчезли в нашей стране массовая физкультура и спорт. В каждом селе, рабочих поселках, на заводах, в школах, училищах, вузах были в прошлое время спортсооружения. В каждом дворе — волейбольные, баскетбольные, хоккейные, футбольные площадки. Нет их при нынешнем социально-экономическом укладе жизни. Как нет и государственной политики и законов по оздоровлению и охвату населения массовой физкультурой. Нет на ТВ, радио, в газетах передач и материалов о здоровом образе жизни. Зато мошенников всех мастей повсеместно видишь и слышишь. И что назойливо рекламируют? Фитнес-центры, которые, по-моему, скучны и для организма мало полезны. К тому же для кого они предназначены, с их «крутыми» ценами?
Поэтому все больше пьет и калечится душой и телом русский народ. Болеет и умирает безбожно много.

—Жорес Иванович, позвольте в заключение поздравить вас с присуждением вам недавно Сообществом научной и технической интеллигенции Санкт-Петербурга Царскосельской премии «За неравнодушное отношение к России».
— Спасибо.